/ Оккупация Рура

Истинное содержание этого дипломатического Оккупация документа стало ясным уже на следующий день. 11 января 1923 г. отряды франко-бельгийских войск в несколько тысяч человек заняли Эссен и его окрестности. В городе было объявлено осадное положение. Германское правительство ответило на эти мероприятия отозванием по телеграфу из Парижа своего посла Майера, а из Брюсселя — посланника Ландсберга. Всем дипломатическим представителям Германии за границей было поручено подробно изложить соответствующим правительствам все обстоятельства дела и заявить протест против «противоречащей международному праву насильственной политики Франции и Бельгии». Воззвание президента Эберта «К германскому народу» от 11 января также возвещало о необходимости протеста «против насилия над правом и мирным договором». Формальный протест Германии был заявлен 12 января 1923 г. в ответе германского правительства на бельгийскую и французскую ноту. «Французское правительство, — гласила германская нота, — тщетно пытается замаскировать серьёзное нарушение договора, давая мирное объяснение своим действиям. То обстоятельство, что армия переходит границу неоккупированной германской территории в составе и вооружении военного времени, характеризует действия Франции как военное выступление».

«Дело идёт не о репарациях, — заявил в своей речи в Рейхстаге 13 января канцлер Куно. — Дело идёт о старой цели, которая уже больше 400 лет ставится французской политикой... Эту политику наиболее успешным образом вели Людовик XIV и Наполеон I; но не менее явно её придерживались и другие властители Франции до настоящего дня».

Британская дипломатия продолжала внешне оставаться безучастной свидетельницей развивающихся событий. Она заверяла Францию в своей лойяльности.

Еще в марте 1921 года французы оккупировали Дуйсбург и Дюссельдорф в рейнской демилитаризованной зоне. Это позволило Франции открыть путь для дальнейшей оккупации всего промышленного района, кроме того, поскольку теперь французы получили контроль за портами Дуйсбурга, они точно знали объем экспорта угля, стали и другой продукции. Их не устраивало то, как Германия выполняет свои обязательства. В мае был выдвинут Лондонский ультиматум, по которому устанавливался график выплат репараций на сумму в 132 млрд золотых марок, в случае неисполнения Германии грозила оккупация Рура.

Управляемые и оккупированные территории Германии. 1923 год

Тогда Веймарская республика пошла путем «политики исполнения» — следовать требованиям так, чтобы стала очевидной их невыполнимость. Германия была ослаблена войной, в экономике царила разруха, инфляция росла, страна пыталась убедить победителей в том, что их аппетиты слишком завышены. В 1922 году, видя ухудшение в экономике Веймарской республики, союзники согласились заменить денежные выплаты на натуральные — дерево, сталь, уголь. Но в январе 1923 года, международная комиссия по репарациям заявила, что Германия умышленно задерживает поставки. В 1922 году вместо требуемых 13,8 млн тонн угля — только 11,7 млн тонн, а вместо 200 000 телеграфных мачт — только 65 000. Это стало поводом для Франции ввести войска в Рурский бассейн.

Карикатура на выплату Германией репараций

Еще накануне ввода войск 11 января в Эссен и его окрестности, город покинули крупные промышленники. Сразу после начала оккупации германское правительство отозвало своих послов из Парижа и Брюсселя, вторжение объявили «противоречащей международному праву насильственной политикой Франции и Бельгии». Германия обвинила Францию в нарушении договора, заявляла о «военном преступлении». Британия предпочла внешне остаться безучастной, между тем убеждая французов в своей лояльности. На деле же Англия рассчитывала столкнуть Германию и Францию, устранить их и стать политическим лидером в Европе. Именно британцы и американцы посоветовали Веймарской республике проводить политику «пассивного сопротивления» — бороться против использования Францией экономических богатств Рура, саботировать мероприятия оккупационных властей. Между тем, французы и бельгийцы, начав с 60 тыс. военных довели свое присутствие в регионе до 100 тыс. человек и за 5 дней оккупировали весь Рурский регион. В результате Германия лишилась практически 80% угля и 50% чугуна и стали.

Гиперинфляция в Германии

Пока британцы за кулисами вели свою игру, советское правительство было всерьез обеспокоено сложившейся ситуацией. Там заявляли, что эскалация напряженности в этом регионе может спровоцировать новую европейскую войну. В конфликте советское правительство винило как агрессивную политику Пуанкаре, так и провокационные действия германских империалистов.

Между тем, 13 января правительство Германии большинством голосов приняло концепцию пассивного сопротивления. Выплата репараций была остановлена, рурские предприятия и ведомства открыто отказывались подчиняться требованиям оккупантов, на заводах, транспорте и в госучреждениях проходили всеобщие забастовки. Коммунисты и бывшие члены добровольных полувоенных патриотических формирований устраивали акты саботажа и нападения на франко-бельгийские войска. Сопротивление в регионе росло, это выражалось даже в языке — все заимствованные из французского слова заменялись немецкими синонимами. Усилились националистические и реваншистские настроения, во всех областях Веймарской республики тайно формировались организации фашистского типа, к ним был близок и рейхсвер, чье влияние в стране постепенно росло. Они выступали за мобилизацию сил для восстановления, подготовки и перевооружения «великой германской армии».

Протест против оккупации Рура, июль 1923 года

В ответ на это Пуанкаре усилил оккупационную армию, запретил вывоз угля из Рура в Германию. Он рассчитывал добиться статуса, аналогичного для Саарского региона — когда формально территория принадлежала Германии, но вся власть была в руках французов. Усилились репрессии оккупационных властей, был арестован ряд углепромышленников, проводились аресты правительственных чиновников. В целях устрашения был проведен показательный суд и казнь члена фрайкора Альберта Лео Шлагетера, которого обвинили в шпионаже и саботаже. Германское правительство неоднократно выражало свой протест, но Пуанкаре неизменно отвечал, что «все меры, принимаемые оккупационными властями, совершенно правомерны. Они являются последствием нарушения Версальского договора германским правительством».

Французский солдат в Руре

Германия надеялась на помощь Англии, но британцы постепенно осознали, что далее подливать масло в огонь может быть опасно для них самих. Англия рассчитывала, что из-за оккупации упадет франк и курс фунта взлетит. Только они не учли, что из-за этого немцы потеряли платежеспособность, разруха в экономике Германии дестабилизировала европейский рынок, английский экспорт упал, в Британии стала расти безработица. В последней надежде на помощь англичан, германское правительство 2 мая направило им и правительствам других стран ноту с предложениями по репарациям. Все вопросы предлагалось решать на международной комиссии. Произошел новый виток дипломатической схватки. Франция резко возражала против обвинений в нарушении Версальского договора и требовала прекратить пассивное сопротивление. В июне канцлер Куно немного пересмотрел свои предложения и выдвинул идею определения платежеспособности Германии на «беспристрастной международной конференции».

Оккупационные войска

Через месяц Англия выразила свою готовность оказать давление на Германию с тем, чтобы та отказалась от сопротивления в Руре, но при условии оценки платежеспособности Веймарской республики и установления более реальной суммы репараций. Франция вновь отвергла любые предложения, мировая печать заговорила о расколе в Антанте. Пуанкаре заявил о том, что разорение Германии — дело рук самой Германии и оккупация Рура не имеет к этому отношения. Немцы должны отказаться от сопротивлений без всяких условий. Было очевидно, что и Франция и Германия хотят скорейшего разрешения конфликта, но обе стороны слишком горды для того, чтобы пойти на уступки.

Генерал Чарльз Дауэс

Наконец 26 сентября 1923 года новый рейхсканцлер Густав Штреземан объявил о прекращении пассивного сопротивления. Под давлением США и Англии Франция подписала союзническое соглашение о контрольной комиссии по фабрикам и шахтам Рура. В 1924 году комитет под руководством американца Чарльза Дауэса разработал новый план выплат репараций Германией. Веймарская республика смогла преодолеть инфляцию и постепенно стала восстанавливать свою экономику. Державы-победительницы стали получать свои выплаты и смогли вернуть военные кредиты, полученные от США. Всего за время рурского конфликта ущерб германской экономики составил от 4 до 5 млрд золотых марок. В июле-августе 1925 года оккупация Рурского региона завершилась.

Версальские соглашения поставили Германию в крайне тяжелое положение. Вооруженные силы страны были резко ограничены. Германские колонии поделили между собой победители, и обескровленная германская экономика отныне могла опираться лишь на те сырьевые ресурсы, которые имелись на ее сильно сократившейся территории. Страна должна была выплатить большие репарации.

30 января 1921 г. в Париже завершила работу конференция стран Антанты и Германии, установившая общую сумму германских репараций в 226 млрд золотых марок, которая должна быть выплачена за 42 года. 3 марта соответствующий ультиматум был вручен министру иностранных дел Германии. В нем содержалось требование в течение 4 дней выполнить его условия. 8 марта, не получив ответа на ультиматум, войска Антанты оккупировали Дуйсбург, Рурорт и Дюссельдорф; одновременно были введены экономические санкции против Германии.

5 мая страны Антанты предъявили Германии новый ультиматум с требованием в течение 6 дней принять все новые предложения репарационной комиссии (выплатить в течение 66 лет 132 млрд марок, в том числе 1 млрд – немедленно) и выполнить все условия Версальского договора о разоружении и выдаче виновников мировой войны; в противном случае союзные войска угрожали полностью оккупировать Рурскую область. 11 мая 1921 г. кабинет рейхсканцлера Вирта за два часа до истечения срока ультиматума принял условия союзников. Но лишь 30 сентября французские войска были выведены из Рура. Впрочем, Париж не переставал думать об этом богатом регионе.

Объем репараций оказался Германии не по силам. Уже осенью 1922 г. правительство Германии обратилось к союзникам с просьбой о предоставлении моратория на выплату репараций. Но возглавляемое Пуанкаре французское правительство ответило отказом. В декабре глава Рейнско‑Вестфальского угольного синдиката Стиннес отказался выполнять поставки по репарациям даже под угрозой занятия войсками Антанты Рура. 11 января 1923 г. 100‑тысячный франко‑бельгийский контингент оккупировал Рурский бассейн и Рейнскую область.

Рур (после того, как у Германии по Версальскому договору отобрали Верхнюю Силезию) давал стране около 80% угля, здесь было сосредоточено более половины немецкой металлургии. Борьба за Рурскую область объединила немецкую нацию. Правительство призвало к пассивному сопротивлению, которое, впрочем, началось и без всяких призывов. В Руре встали предприятия, не работали транспорт и почта, не платились налоги. При поддержке армии развернулись партизанские действия и саботаж. Французы ответили на это арестами, депортациями и даже смертными приговорами. Но это не изменило ситуацию.

Потеря Рура привела к обострению экономического кризиса во всей стране. Из‑за отсутствия сырья тысячи предприятий прекратили работу, возросла безработица, снизилась заработная плата, увеличилась инфляция: к ноябрю 1923 г. 1 золотая марка стоила 100 млрд бумажных. Веймарская республика зашаталась. 26 сентября канцлер Штреземан объявил о прекращении пассивного сопротивления в Рурской области и возобновлении выплаты Германией репараций. В этот же день было объявлено чрезвычайное положение. Отказ от сопротивления французам активизировал правых и левых экстремистов, а также сепаратистов во многих областях Германии. Коммунисты возложили вину за оккупацию Рура на правительство и призвали к акциям гражданского неповиновения и всеобщей стачке. С помощью рейхсвера восстания были подавлены в зародыше, хотя без крови не обошлось: в Гамбурге дело дошло до баррикадных боев. В ноябре 1923 г. коммунистическая партия была официально запрещена. 8–9 ноября 1923 г. в Мюнхене произошла попытка переворота, которую организовала до того мало кому известная организация правого толка – НСДАП.

С 26 сентября 1923 по февраль 1924 г. исключительными полномочиями в Германии в соответствии с чрезвычайным положением оказались наделены министр обороны Гесслер и начальник управления сухопутными силами рейхсвера генерал фон Сект. Эти полномочия на практике сделали генерала и армию диктаторами рейха.

Великобритания и США были недовольны непримиримой позицией Франции и настаивали на ведении переговоров по поводу установления более реальной суммы репараций. 29 ноября в Лондоне комиссия по репарациям создала два экспертных комитета для изучения вопроса стабилизации экономики Германии и обеспечения ею уплаты репараций. 16 августа 1924 г. там же завершила работу конференция стран Европы, США и Японии, принявшая новый репарационный план американского банкира Чарлза Дауэса.

В соответствии с планом Дауэса Франция и Бельгия эвакуировали войска из Рурской области (они начали это делать 18 августа 1924 г. и закончили через год). Был установлен скользящий график выплат (которые постепенно увеличивались с 1 млрд марок в 1924 г. до 2,5 млрд в 1928–1929 гг.). Главным источником покрытия репараций предполагались доходы государственного бюджета за счет высоких косвенных налогов на товары широкого потребления, транспортных и таможенных сборов. План ставил экономику Германии в зависимость от американского капитала. Стране предоставлялось 800 млн марок в качестве займа от США для стабилизации валюты. План был рассчитан на то, что немецкие промышленники и торговцы перенесут свою внешнеэкономическую деятельность в Восточную Европу. Принятие плана свидетельствовало об усилении в Европе влияния США и о провале попытки Франции установить свою гегемонию.

Выплата репараций должна была осуществляться как товарами, так и наличными деньгами в иностранной валюте. Для обеспечения платежей предусматривалось установление контроля союзников над германским государственным бюджетом, денежным обращением и кредитом, железными дорогами. Контроль осуществлялся специальным комитетом экспертов, во главе которого стоял генеральный агент по репарациям. Чарлза Дауэса называли спасителем Европы, а в 1925 г. он получил Нобелевскую премию мира.

16 октября 1925 г. в швейцарском городе Локарно завершила свою работу международная конференция, в которой участвовали представители Великобритании, Франции, Бельгии, Италии, Германии, Польши и Чехословакии. Конференция приняла Рейнский пакт, который обеспечивал неприкосновенность границ между Францией, Бельгией и Германией. Последняя окончательно отказалась от претензий на Эльзас и Лотарингию, а Франция – от притязаний на Рурскую область. Было подтверждено положение Версальского договора о демилитаризации Рейнской области и одобрен план Дауэса. Кстати, восточные германские границы не подпадали под систему выработанных в Локарно гарантий, что было частью антисоветской политики держав.

Урегулирование репарационного вопроса и ликвидация рурского конфликта создали благоприятные условия для притока в Германию иностранного капитала. К сентябрю 1930 г. сумма иностранных, главным образом американских, капиталовложений в Германии составила 26–27 млрд марок, а общая сумма германских репарационных платежей за тот же период – немногим более 10 млрд марок. Эти капиталы способствовали восстановлению промышленного производства Германии, которое уже в 1927 г. достигло довоенного уровня.

Когда 9 января 1923 года комиссия по репарациям заявила, что Веймарская Республика умышленно задерживает поставки, Франция использовала это как повод для ввода войск в Рурский бассейн. В период с 11 по 16 января 1923 года французские и бельгийские войска численностью первоначально 60 тыс. человек оккупировали всю территорию Рурского региона, взяв находящееся там мощности по производству угля и кокса в качестве «производственного залога» в обеспечение исполнения Германией своих репарационных обязательств. В результате оккупации было занято около 7 % послевоенной территории Германии, где добывалось 72 % угля и производилось более 50 % чугуна и стали. Однако премьер-министр и министр иностранных дел Франции Раймон Пуанкаре стремился при этом добиться присвоения Рейнланду и Руру статуса, аналогичного статусу Саарского региона, где принадлежность территории Германии носила только формальный характер, а власть находилась в руках французов.Ввод оккупационных войск вызвал в Веймарской республике волну народного гнева. Правительство во главе с рейхсканцлером Вильгельмом Куно призвало население к «пассивному сопротивлению».

Оккупация вызвала недовольство со стороны Великобритании и США, обострение проблем в Европе. Оккупация Рурского региона завершилась в соответствии с принятым в 1924 году планом Дауэса в июле-августе 1925 года.

Обострение германской проблемы:

2 группировки

1) «Проверсальская»: точное выполнение обязательств, сотрудничество для смягчения режима санкций

2) «Провосточная»- связь с тяжелой промышленностью, соединение «Германского интеллекта» с русскими трудовыми ресурсами и сырьём

Экономические проблемы обострили противоречия в Германии, серьёзный рост антисемитских настроений (прибытие богатого еврейского населения из Польши, ювелиры, владельцы магазинов, лавок). Население винило их в спекулятивных операциях

В ноябре 1923 года: «Мюнхенский путч» под лозунгами борьбы с иностранцам, который был подавлен→ 5 лет заключения Гитлер.

План Дауэса от 16 августа 1924 года установил новый порядок репарационных выплат Германии после Первой мировой войны, в соответствии с которым их размер был приведён в соответствие с экономическими возможностями Веймарской республики. Чтобы запустить механизм немецкой экономики, по «плану Дауэса» Германии одновременно предоставлялся международный заём.

30 ноября 1923 года Комиссия по репарациям приняла решение о создании международного комитета экспертов под председательством Чарльза Дауэса. Договор был подписан 16 августа 1924 года в Лондоне (Лондонская конференция 1924 года) и вступил в силу 1 сентября 1924 года. Его реализация стала возможной лишь после преодоления в Германии инфляции и привела Веймарскую республику в её период расцвета - «золотые двадцатые». Реализованный прежде всего под давлением США и благодаря политике Густава Штреземана «план Дауэса» обеспечил восстановление экономики Германии.

Глава 5
Рурский кризис и советско-германские военно-политические переговоры в 1923 году

Несмотря на выдвинутое Зектом положение о том, чтобы военные контакты развивались за спиной и без ведома германского правительства, практически все руководители германских кабинетов были не только информированы, но более того, одобряли и поддерживали это сотрудничество. Наибольшую поддержку в сложный период его организационного становления оказал канцлер Вирт. Будучи одновременно и министром финансов, он изыскал для военного министерства необходимые средства (т. н. «голубой бюджет»), соответственно организовав «проводку» бюджета военного министерства через райхстаг{1} .

После его отставки в ноябре 1922г. канцлер В. Куно, с которым у Зекта были дружеские отношения, был немедленно проинформирован генералом о существовании военных контактов с Советской Россией. Он одобрил и по мере возможностей также поддерживал их. Вообще для политической жизни Ваймарской республики было весьма примечательным, что частая смена кабинетов практически не затрагивала лиц, занимавших важнейшие государственные посты: президента, военного министра, главнокомандующего вооруженными силами. Здесь перемены были минимальными, что помогало сохранять преемственность руководства и основные ориентиры политики Германии. На посту президента долгое время (до самой смерти) находились Ф. Эберт (1919-1925 гг.) и П. фон Гинденбург (1925 - 1934гг.); военного министра - О. Гесслер (1920 - 1928 гг.) и В. Гренер (1928 - 1932гг.); главнокомандующего райхсвером - X. фон Зект (1920 - 1926гг.), В. Хайе (1926-1930 гг.), К. фон Хаммерштайн - Экворд (1930-1934 гг.).

Приход правительства Куно к власти совпал с углублением экономического кризиса в Германии 1921 - 1923 гг., ростом безработицы и катастрофической инфляцией. В таких условиях выполнение репарационных обязательств стало для правительства Куно одной из основных проблем. Его курс на уклонение от выплаты репараций путем безудержной эмиссии денег (30 типографий по всей Германии круглосуточно печатали деньги. Инфляция росла со скоростью 10% в час. В итоге за один американский доллар в январе 1923 г. давали 4,2 млрд. германских марок{2} ) привел к резкому обострению отношений с Францией.

В такой ситуации Германия решила заручиться поддержкой Советской России, в том числе помощью Красной Армии на случай ее вооруженного конфликта с Францией. Под давлением внешних условий Берлин старался поскорее завершить переговоры с советским правительством о налаживании промышленного сотрудничества, в первую очередь производства боеприпасов на российских заводах. С этой целью германский посол 22 декабря 1922 г. встретился в Москве с Председателем РВС Республики Троцким.

Брокдорф-Ранцау поставил перед Троцким два вопроса:

1. Какие пожелания «хозяйственно-технического», т. е. военного, свойства имеет Россия в отношении Германии?

2. Какие политические цели преследует русское правительство в отношении Германии в данной международной ситуации и как оно отнесется к нарушению договора и военному шантажу со стороны Франции?

Ответ Троцкого вполне удовлетворил германского посла: Троцкий согласился с тем, что «экономическое строительство обеих стран - главное дело При всех обстоятельствах».

Высказывания Троцкого по вопросу о возможной военной акции Франции посол записал буквально, заметив, что тот имел в виду оккупацию Рурской области:

«В момент, когда Франция предпримет военные действия, все будет зависеть от того, как поведет себя германское правительство. Германия сегодня не в состоянии оказать значительное военное сопротивление, однако правительство может своими действиями дать понять, что оно исполнено решимости не допустить такого насилия. Если Польша по зову Франции вторгнется в Силезию, то мы ни в коем случае не останемся бездеятельными; мы не можем этого потерпеть и вступимся!»

В начале января 1923 г. напряженность в отношениях Германии с Францией достигла апогея. Используя в качестве предлога отказ германских властей от поставок угля и леса в счет репарационных платежей, Франция и Бельгия 11 января 1923 г. ввели войска в Рурскую область{3} . Были установлены таможенная граница, различные пошлины, налоги и другие ограничительные меры. Правительство Куно призвало к «пассивному сопротивлению» оккупационным войскам.

В связи с этим ВЦИК СССР в обращении к народам всего мира от 13 января 1923 г. отмечал: «Промышленное сердце Германии захвачено иноземными поработителями. Германскому народу нанесен новый тягчайший удар, а Европа поставлена перед угрозой новой и жестокой международной бойни. В этот критический момент Рабоче-Крестьянская Россия не может молчать»{4} .

14 января 1923 г. Зект по своей инициативе встретился с «вернувшимся» из Норвегии в Берлин Радеком, присутствовали Хассе и Крестинский. Зект указал на серьезность положения в связи с занятием Рурской области. Он полагал, что это могло бы привести к военным столкновениям, и не исключал возможность «какого-либо выступления со стороны поляков». Поэтому, не предрешая «политического вопроса о каких-либо совместных политических и военных выступлениях России и Германии, он, как военный человек, считал своим долгом ускорить те шаги по сближению наших военных ведомств, о которых был уже разговор».

Ввиду этих событий поездка Хассе в Москву в тот момент состояться не могла, поскольку, как начальник генштаба, он должен был находиться на месте. Зект попросил, чтобы военное ведомство СССР срочно прислало в Берлин для взаимной информации своих ответственных представителей. Радек с Крестинским обещали это. В письме в Москву от 15 января 1923 г. Крестинский заключил, что «послать сюда пару ответственных людей для продолжения разговоров о военной промышленности и для иных военных разговоров следовало бы», и попросил «срочно разрешить» вопрос об отправке в Берлин делегации (или «комиссии», как тогда говорили. - С. Г.). В те дни в Берлине был А. П. Розенгольц. Он находился «в постоянном контакте» с Хассе. Розенгольц с мнением Радека и Крестинского согласился и 15 января написал письмо Троцкому, выдвинув наиболее подходящих, по его мнению, кандидатов для поездки.

Зект и Хассе ознакомили Радека и Крестинского с имевшимися у них «сведениями о положении под г Мемелем и о мобилизационных мероприятиях поляков», указав на мобилизацию одного польского корпуса на границе с Восточной Пруссией.

«Условились держать друг друга в курсе имеющихся <...> сведений подобного рода»{5} .

Захват Рура и Райнланда усилил опасность новой войны. Начались военные приготовления в Польше и Чехословакии, правящие круги которых были не прочь последовать за Францией. 20 января 1923г. министр иностранных дел Польши А. Скшиньский заявил:

«Если бы Франция призвала нас к совместным действиям, мы несомненно дали бы на это свое согласие».

6 февраля, выступая в сейме, он грозил Германии войной и заявил, что в случае игнорирования Германией репарационной проблемы и далее, Польша с большим желанием выполнит свой долг в отношении Франции{6} .

Советский Союз обратился к правительствам Польши, Чехословакии, Эстонии, Литвы и Латвии с призывом сохранять нейтралитет в рурском конфликте и предупредил, что не потерпит их военных действий против Германии.

В отчете НКИД II съезду Советов СССР позиция Москвы была определена следующим образом:

«Единственное, что могло заставить нас оторваться от мирного труда и взяться за оружие, - это именно вмешательство Польши в революционные дела Германии»{7} .

Рурский кризис, вызвавший обострение противоречий между Францией, Англией и США, продолжался вплоть до Лондонской конференции 1924 г. Только после принятия на ней «плана Дауэса», предусматривавшего смягчение репарационных платежей и возвращение Германии захваченных территорий и имущества, французские войска к августу 1925 г. полностью очистили Рурскую область.

В конце января 1923 г. в Берлин с целью разместить заказы на поставки вооружений приехала советская делегация во главе с заместителем председателя РВС СССР Склянским. Зект пытался побудить советскую сторону дать четкие гарантии в развитие заявления ВЦИК от 13 января 1923 г. о солидарности с Германией и в случае конфликта с Францией и Польшей выступить на ее стороне. Склянский, однако, дал понять, что обсуждение этого вопроса возможно лишь после гарантирования немцами военных поставок. Но поскольку заявку советских представителей на кредит в 300 млн. марок немецкая сторона отклонила из-за того, что весь тайный фонд вооружений райхсвера примерно равнялся этой сумме, переговоры были прерваны и должны были возобновиться через две недели в Москве{8} .

22 - 28 февраля 1923 г. переговоры между советскими и германскими представителями были продолжены в Москве, куда в составе семи человек прибыла «комиссия немецкого профессора Геллера»: профессор-геодезист О. Геллер (генерал О. Хассе), тригонометр В. Пробст (майор В. Фрайхерр фон Плото), химик профессор Каст (имя настоящее), директор П. Вольф (капитан 1-го ранга П. Вюльфинг{9} ), землемер В. Морсбах (подполковник В. Менцель{10} ), инженер К. Зеебах (капитан К. Штудент), купец Ф. Тайхман (майор Ф. Чунке{11} ). Их принимал Склянский, замещавший болевшего тогда Троцкого. В переговорах с советской стороны участвовали начальник Штаба РККА П. П. Лебедев, Б. М. Шапошников, председатель ВСНХ и начальник Главного управления военной промышленности (ГУВП) Богданов, а также Чичерин, Розенгольц.

При обсуждении оперативных вопросов немцы настаивали на фиксировании размеров войск в случае наступления и проведения совместных действий против Польши с использованием Литвы в качестве союзника. При этом Хассе говорил о великой «освободительной войне» в ближайшие три - пять лет. Немецкая сторона пыталась увязать свои поставки вооружений с оперативным сотрудничеством. Склянский же настаивал на решении в первую очередь вопроса о немецких военных поставках с последующей их оплатой драгоценностями из царской казны и финансовой помощи, оставив вопрос договоренностей о военном союзе на усмотрение политиков. Богданов предложил, чтобы немецкие специалисты взялись за восстановление имевшихся на территории СССР военных заводов, а райхсвер сделал заказы на поставку боеприпасов. Менцель, однако, выразил сомнение в том, что райхсвер сможет делать заказы и финансировать их. Вюльфинг предлагал предоставить немецких капитанов для руководства советским флотом. Для советской стороны вопрос о вооружениях оставался, однако, главным, «кардинальным пунктом», и эти переговоры она рассматривала как «пробный камень» серьезности немецких намерений.

Когда же выяснилось, что

а) немецкая сторона не в состоянии оказать существенную помощь вооружением и

б) райхсвер слабо вооружен, Лебедев, а затем и Розенгольц ушли от обязывающих советскую сторону заявлений о совместных операциях против Польши. 28 февраля, покидая Москву, «комиссия немецкого профессора Геллера» считала, что этими переговорами положено начало оперативному сотрудничеству и что советская сторона готова к нему в случае уступок немцев в вопросе поставок вооружений{12} . 6 марта 1923 г. Чичерин в беседе с Ранцау высказал глубокое разочарование в том, что немцы полностью отказались от обещанных ими поставок вооружения. «Гора родила мышь» - так примерно выразился Чичерин.

На зондаж Ранцау по итогам переговоров относительно того, поможет ли Советская Россия Германии в ее борьбе против Франции, если Польша не предпримет против Германии никаких активных действий, Чичерин заверил, что Россия не будет договариваться с Францией за счет Германии{13} .

Последней надеждой в случае продолжения «пассивного сопротивления», как казалось, должно было стать возобновление советско-германских военных переговоров после письма Хассе Розенгольцу от 25 марта 1923 г., в котором он обещал РККА помощь военным снаряжением и вновь упоминал о предстоящей «освободительной войне». Примерно в том же убеждали германского посла в конце марта Чичерин и В апреле - Радек. К середине апреля 1923 г. германское правительство Куно уже практически не контролировало положение. В этой ситуации Зект в своем меморандуме от 16 апреля, адресованном политическому руководству Германии, вновь настаивал на подготовке Германии к оборонительной войне{14} .

27 - 30 апреля 1923: «комиссия профессора Геллера» вторично прибыла в Москву. В ее составе были шесть человек, во главе - начальник управления вооружения сухопутных сил подполковник В. Менцель. Вновь все были под вымышленными именами: купец Ф. Тайхман (майор Чунке), тригонометр В. Пробст (майор В. Ф. фон Плото) и три промышленника: X. Штольценберг (химическая фабрика «Штольценберг»), директор Г. Тиле («Райн-металл») и директор П. Шмерзе («Гутехоффнунгсхютте»){15} . С советской стороны в переговорах участвовали Склянский, Розенгольц, члены ВСНХ М. С. Михайлов-Иванов и И. С. Смирнов, Лебедев, Шапошников, командир Смоленской дивизии В. К. Путна. {16}

Переговоры сначала, однако, шли туго и сдвинулись с места лишь после того, как Менцель на бумаге зафиксировал обещание предоставить 35 млн. марок в качестве финансового вклада Германии в налаживание производства вооружений в России. После этого немецким военным экспертам была предоставлена возможность в течение трех недель провести осмотр советских военных заводов: пороховой завод в Шлиссельбурге, оружейные заводы в Петрограде (путиловские заводы), Туле и Брянске. К удивлению экспертов, они находились в хорошем состоянии, но нуждались в финансовой поддержке и заказах. Германский список заказов составлял в основном ручные гранаты, пушки и боеприпасы. Розенгольц добивался его расширения заказами на авиамоторы, противогазы и отравляющие газы.

На переговорах был поднят вопрос о немедленной поставке обещанных Зектом весной 1922 г. 100 тыс. винтовок, однако для немецкой стороны осуществление такой сделки в силу ограничений Версальского договора оказалось невозможным; от закупок в третьих странах на российские драгоценности стороны отказались из-за большого политического риска. Советская сторона заявила о намерении сделать в Германии заказы на снаряжение на сумму в 35 млн. золотых рублей и высказала пожелание о посылке в СССР офицеров германского генштаба для обучения комсостава РККА. Однако, очевидно, после снижения напряженности в отношениях с Францией немецкая сторона отклонила эти советские пожелания{17} .

В конечном счете в ходе апрельских переговоров и после осмотра соответствующих предприятий были подготовлены два договора, и 14 мая 1923 г. в Москве состоялось подписание одного из них - договора о строительстве химзавода по производству отравляющих веществ (акционерное общество «Берсоль»). Был подготовлен также текст второго договора о реконструкции в СССР военных заводов и поставках артиллерийских снарядов райхсверу.

Параллельно данным переговорам по рекомендации Зекта в Москве с целью зондирования возможности создания предприятия по производству вооружения находился глава фирмы «Венкхаус и Ко» Браун. Интересно, что руководимый Брауном банк был немецким учредителем «Русстранзита» (Русско-германское транзитно-торговое общество, немецкое название - «Дерутра»), образованного 10 апреля 1922 г. Это общество, по мнению немецкого исследователя Р. Д. Мюллера, было призвано выполнять важные стратегические задачи. В мае - июне 1922 г. начальник морских перевозок германского флота капитан 1-го ранга В. Ломан в развитие договоренностей с РВС (Троцкий) о возврате германских кораблей, конфискованных в ходе первой мировой войны, зондировал в Москве возможность строительства подводных лодок на советских верфях. Дело в том, что Склянский сообщил послу Брокдорфу-Ранцау, что верфи на территории СССР могут строить подлодки и без иностранной помощи, но нужна финансовая поддержка{18} .

Однако из-за дезорганизации финансов Германии и трудного положения внутри страны ратификация германским правительством достигнутых в Москве договоров затягивалась. Поэтому в середине июня Чичерин указал германскому послу на эту задержку и заявил, что военные переговоры имеют «решающее значение для развития в будущем отношений России и Германии»{19} . Тогда Брокдорф-Ранцау выступил инициатором приглашения в Германию советской делегации. Он даже выезжал для этого в Берлин и убедил в этом канцлера Куно.

«Именно Ранцау, - сообщил заместитель наркома иностранных дел М. М. Литвинов полпреду Крестинскому 4 июля 1923г., - обратился к нам с предложением о посылке уполномоченных в Берлин. Он передал даже т. Чичерину личное письмо Куно с тем же предложением»{20} .

Убеждая Куно в необходимости проведения переговоров в Берлине, Ранцау, правда, руководствовался следующими соображениями. Он считал, что для продолжения переговоров советская делегация должна приехать в Берлин, поскольку в случае поездки немецкой «комиссии» в Москву в третий раз подряд (на чем настаивали немецкие военные), это чисто внешне ставило германскую сторону в положение просителя. Затяжку в Берлине с подтверждением достигнутых в Москве договоренностей он предложил использовать в качестве средства давления на советскую сторону.

В середине июля 1923 г. Брокдорф-Ранцау приехал в Берлин, чтобы согласовать с Зектом линию поведения для переговоров с Розенгольцом. К этому времени Куно принял решение придерживаться твердой линии в рурском конфликте. Поскольку затягивать с подтверждением московских договоренностей было нельзя, по предложению Ранцау на совещании перед переговорами с Розенгольцом было решено пообещать увеличение финансовой помощи России до 60, а затем и до 200 млн. марок золотом{21} . Немецкая сторона пыталась все же поставить подписание ею договоров в зависимость от политических уступок Москвы.

Она добивалась:

1) германской монополии в производстве вооружений в России, имея в виду запрещение всякого допуска третьих стран к восстанавливавшимся с германской помощью советским военным заводам (особенно авиационным);

2) заявления Москвы о помощи в случае осложнения с Польшей.

С 23 по 30 июля 1923г. Розенгольц (под псевдонимом Рашин) находился в Берлине. В переговорах участвовали Крестинский, сотрудники полпредства И. С. Якубович и А. М. Устинов. В беседе 30 июля 1923 г. канцлер Германии Куно подтвердил намерение о выделении 35 млн. марок, но всякую дальнейшую помощь обусловил выполнением СССР обоих условий. Условие о немецкой монополии Розенгольц принял к сведению, а в отношении одностороннего обязывающего заявления о поддержке Германии в действиях против Польши привел довод Склянского, необходимости сначала получить достаточное количество вооружений. Розенгольц указал, что приоритетное значение имеет наличие у обеих сторон сильных ВВС и подводного флота. Поэтому пока, мол, не следует спешить. Он предложил продолжить военно-политические переговоры в Москве. Там были недовольны итогами берлинских переговоров Розенгольца.

Радек по этому поводу в свойственной ему циничной и бесцеремонной манере заявил германскому послу в сентябре 1923 г:

«Вы же не можете думать, что мы за те паршивые миллионы, которые вы нам даете, в одностороннем порядке свяжем себя политически, а что касается монополии, на которую вы претендуете для германской промышленности, то мы совершенно далеки от того, чтобы согласиться с этим; наоборот, мы берем все, что нам может пригодиться в военном отношении, и везде, где мы можем это найти. Так, во Франции мы купили самолеты, и из Англии нам тоже будут делаться (военные. - С. Г.) поставки»{22} .

В итоге переговоров были парафированы два подготовленных ранее договора о производстве в СССР (Златоуст, Тула, Петроград) боеприпасов и военного снаряжения и поставках военных материалов райхсверу, а также о строительстве химзавода. Руководство райхсвера заявило о готовности создания золотого фонда в 2 млн. марок для выполнения своих финансовых обязательств{23} . Крестинский сообщил Чичерину, что результаты «остаются в пределах тех двух договоров, которые были подготовлены в Москве»{24} . С учетом результатов этой серии германо-советских переговоров руководители райхсвера были готовы продолжать сопротивление в Рурской области при сохранении внутреннего порядка в стране и заодно добиваться экономической помощи Англии.

Однако Куно под влиянием обострявшейся внутренней ситуации, вызванной проводимой им политикой «пассивного сопротивления» и угрозой всеобщей забастовки, подал в отставку. 13 августа 1923г. Г. Штреземан сформировал правительство большой коалиции с участием СДПГ и взял курс на изменение внешней политики - отказ от односторонней «восточной ориентации» и поиск модуса вивенди с Францией.

15 сентября 1923 г. президент Эберт и канцлер Штреземан однозначно заявили Брокдорфу-Ранцау, что они против продолжения переговоров представителей райхсвера в Москве, потребовав ограничить помощь в поставках советской оборонной промышленности и постараться направить ее на сугубо экономические рельсы. Тем не менее, несмотря на «бодрые» доклады Брокдорфа-Ранцау в октябре 1923 г., что ему это, мол, уже удалось, сделать сие было не так-то просто, если не сказать, невозможно. Не случайно сам Ранцау рассматривал как успех уже одно только то, что ему удалось добиться отмены переписки между военным министерством Германии и ГЕФУ, поначалу осуществлявшейся через советских дипкурьеров и НКИД, и вести ее в дальнейшем через германское посольство в Москве{25} .

После франко-бельгийской оккупации Рура и фактического захвата Мемеля Литвой, а также ввиду слабости Германии руководители СССР опасались, что Франция могла бы захватить Германию и вплотную приблизиться к советским границам. Тогда, считали в Москве, налицо была бы угроза нового похода Антанты на Восток. Поэтому, когда кабинет Штреземана провозгласил отказ от политики предыдущего кабинета, в Москве стали тоже искать другой путь, а именно - стимулирования революции в Германии.

Председатель Исполкома Коминтерна (ИККИ) Зиновьев в конце июля - начале августа 1923 г. просто-таки сломил Сталина и Каменева, навязав им в своих письмах из Кисловодска, - где он с группой других членов ЦК РКП(б) (Троцкий, Бухарин, Ворошилов, Фрунзе и др.) пребывал в отпуске, - свои представления о происходивших в Германии событиях.

«В Герм. надвигаются исторические события и решения».

«Кризис в Германии назревает очень быстро. Начинается новая глава (германской ) революции. Перед нами это скоро поставит грандиозные задачи, НЭП войдет в новую перспективу. Пока же, минимум, что надо - это поставить вопрос

1) о снабжении нем. коммунистов оружием в большом числе;

2) о постепенной мобилизации чел. 50 наших лучших боевиков для постепенной отправки их в Германию. Близко время громадных событий в Герм. »{26} .

Сталин, основываясь на докладах Радека, исколесившего в мае 1923 г. пол-Германии{27} , был куда реалистичнее.

«<...> Должны ли коммунисты стремиться (на данной стадии) к захвату власти без с. д., созрели ли они уже для этого, - в этом, по-моему, вопрос. <...> Если сейчас в Германии власть, так сказать, упадет, а коммунисты ее подхватят, они провалятся с треском. Это «в лучшем» случае. А в худшем случае - их разобьют вдребезги и отбросят назад. <-. . > По-моему, немцев надо удерживать, а не поощрять»{28} .

Тогда же в августе 1923 г. в Москву приехала делегация КПГ для переговоров с Исполкомом Коминтерна и лидерами РКП (б).

И хотя уже тогда в «ядре» ЦК РКП(б) наметился раскол, Сталин в конце концов согласился с предложением Зиновьева. Было решено помочь, и из советского бюджета было выделено 300 млн. золотых рублей{29} . Ленин тогда уже был неизлечимо болен и находился в Горках. «Ильича нет», - констатировал в письме Сталину от 10 августа 1923 г. Зиновьев{30} . Похоже, умиравшему вождю хотели сделать «подарок».

В августе-сентябре 1923 г. в Берлин была направлена «группа товарищей» с большим опытом революционной работы. Под чужими именами в Германии оказались Радек, Тухачевский, Уншлихт, Вацетис, Гиршфельд, Менжинский, Трилиссер, Ягода, Скоблевский (Розе), Стасова, Рейснер, Пятаков. Скоблевский стал организатором «немецкой Ч К» и «немецкой Красной Армии», вместе с Гиршфельдом разработал план проведения серии восстаний в промышленных центрах Германии{31} . Направленные в Германию выпускники и слушатели старшего курса Военной Академии РККА закладывали базы с оружием и действовали инструкторами в формировавшихся боевых дружинах КПГ{32} . И. С. Уншлихт, заместитель Ф. Э. Дзержинского в ОГПУ, в письме № 004 от 2 сентября 1923 г. сообщал Дзержинскому, что события развиваются стремительно и «все (германские. - С. Г.) товарищи говорят о близком моменте захвата власти». Сознавая близость момента «они, однако, плыли с течением», не проявляя воли и решимости.

В этой связи Уншлихт писал:

«Помощь нужна, но в форме весьма осторожной, из людей <...> умеющих подчиняться». Он просил «на три недели несколько наших, знающих немецкий <...>, в частности пригодится Залин».

20 сентября 1923 г. он вновь настаивал на посылке в Берлин «Залина и других», поскольку «вопрос очень срочный».

«Обстановка все более обостряется, - сообщал Уншлихт. <...> Катастрофическое падение марки, неслыханный рост цен на предметы первой необходимости создают положение, из которого один только выход. К тому все клонится. Надо помочь товарищам и предотвратить те промахи и ошибки, которые нами в свое время были допущены»{33} .

Председатель РВС СССР Троцкий бы введен в состав русской секции ИККИ; по его приказу территориальные части Красной Армии, прежде всего конные корпуса, начали выдвигаться к западным границам СССР, для того чтобы по первому приказу двинуться на помощь германскому пролетариату и начать поход на Западную Европу. Заключительный этап был приурочен к выступлению в Берлине 7 ноября 1923 г., в день 6-й годовщины Октябрьского переворота в России{34} .

10 и 16 октября 1923 г. в двух землях Саксонии и Тюрингии к власти конституционным путем пришли левые коалиционные правительства (СДПГ и КПГ).

В письме Сталина к одному из руководителей КПГ А. Тальгенмеру, опубликованном 10 октября 1923 г. в газете КПГ «Роте Фане», говорилось:

«Приближающаяся германская революция является одним из самых важных событий наших дней <...>. Победа немецкого пролетариата, несомненно, перенесет центр мировой революции из Москвы в Берлин»{35} .

Однако в решающий момент Председатель ИККИ Зиновьев проявил колебания и нерешительность, из Москвы в Германию направлялись взаимоисключающие директивы и указания{36} . Посланные по приказу президента Эберта части райхсвера 21 октября вступили в Саксонию и 2 ноября - в Тюрингию. Указом Эберта от 29 октября социалистическое правительство Саксонии было распущено. Такая же участь постигла и рабочее правительство Тюрингии. Временно там была установлена власть военной администрации. Начавшееся 22 октября 1923 г. под руководством КПГ в Гамбурге вооруженное восстание к 25 октября было подавлено. «Октябрьская революция» в Германии не состоялась{37} . Скоблевский в начале 1924 г. был арестован в Германии полицией.

9 ноября 1923 г. в Мюнхене был организован пресловутый «пивной путч» А. Гитлера. Это была первая попытка нацистов и реакционных генералов (Э. Людендорф) прийти к власти путем государственного переворота. Однако тогда Ваймарская республика сумела выстоять. В тот же день исполнительная власть в Германии была передана Зекту. Казалось, что именно ему было суждено стать следующим канцлером Германии. В немецких архивах сохранился проект его правительственного заявления, в котором линия на взаимоотношения с Москвой была сформулирована так:

«Развитие экономических и политических (военных) отношений с Россией»{38} .

Однако не Зект, а В. Маркс сменяя Штреземана на посту канцлера Ваймарской Республики.

В декабре 1923 г. в Германии Рут Фишер опубликовала документы, продемострировавшие масштабы «помощи» Москвы в организации «Германского Октября». Немцы потребовали тогда выдворения военного агента полпредства СССР в Берлине М. Петрова, организовавшего на советские деньги - якобы для Красной Армии - закупку оружия для КПГ{39} . «Дело Петрова» и затем «дело Скоблевского», процесс над которым состоялся в Ляйпциге весной 1925 г. (знаменитое «дело ЧК»{40} ), явились ответом на попытку взорвать Германию с помощью революции. Германское правительство использовало их как дополнительный, но эффектный повод для изменения своей политики в сторону постепенного отхода от односторонней «восточной ориентации» и осторожного балансирования между Западом и Востоком с использованием СССР как опоры в отношениях с Антантой. В Берлине учитывали, что слишком сильное похолодание в отношениях с СССР было бы на руку Антанте. Таким образом, и в дальнейшем «восточная ориентация» оставалась актуальным направлением, тем более что не только у Брокдорфа-Ранцау и Зекта, но и в правительственных кругах и в буржуазных партиях Германии негативный настрой к повороту на Запад был очень силен.